Подготовка к поступлению
Несмотря на актуальность продолжения участия А. Кострова в строительстве родительского дома в г. Калинине, дедушка и мама считали необходимым не терять настроя получить внуком и сыном высшего профессионального образования. Однажды на стройку дома пришёл Володя Рогутов и предложил вместе поступать в Военно-морское ордена Ленина авиационное училище им. Сталина (г. Ейск) (ВМОЛАУ им. Сталина). В те годы училище готовило лётчиков-истребителей с квалификацией «пилот-техник». Хотя училище и не давало высшего образования, оно поистине интриговало романтизмом получаемой в нём профессии [1].
[1] В 1956 г. из названия училища исключили словосочетания «военно-морское» (оно было передано в ведение ВВС МО СССР) и «имени Сталина» (в связи с разоблачением культа личности). В 1959 г. оно стало высшим, дающим квалификацию пилот-инженер».
Решили обратиться в Заволжский райвоенкомат г. Калинина (Твери). Военком подтвердил, что есть разнарядка в указанное училище. Он задал несколько вопросов, касающихся выявления, почему мы добровольно желаем поступать в это училище. Мы его спросили, а примут ли нас в училище, не имея аэроклубовской подготовки. На что он ответил, что официальные условия приёма требуют наличия среднего образования: либо общего – средней школы; либо профессионального – техникума, училища; а также соответствующего состояния здоровья и начальной физической подготовки [2].
[2] С началом 50-х годов заметно усиливалась напряжённость военно-политических отношений между странами-победителями во Второй мировой войне. Отечественная авиация, особенно её истребительная составляющая, высокими темпами и качественно перевооружалась. На смену винтомоторным истребителям приходили реактивные. Существенно менялась тактика применения и техника пилотирования новых истребителей. Возникла острая необходимость не только совершенствования общей культуры подготовки пилотов, но и увеличения их численности. Рост потребности в пилотах не мог быть удовлетворён на основе набора в училища только из выпускников аэроклубов. Большую часть курсантов лётной группы набора 1951 г., в которую был зачислен и А. Костров, составляли не выпускники аэроклубов.
В заключение беседы военком сказал, что мы можем написать заявления, указав в них свои фамилии, имена и отчества, даты рождения, место жительства, наименование училища и военного комиссариата, принявшего заявления. К заявлению требовалось приложить автобиографию, характеристику с места работы или учебы, копию документа об образовании, фотокарточки. Было также сказано, что прежде чем отправиться в училище, необходимо будет пройти специальное медицинское освидетельствование в областном военкомате. Только после этого вы будете отправлены в составе группы поступающих в г. Ейск.
Медицинская комиссия при облвоенкомате признала годными и А. Кострова, и В. Рогутова для поступления в училище лётчиков, но последнее слово оставалось за специальной военно-медицинской комиссией, которую предстояло пройти в самом училище. В июле 1951 г. была сформирована группа в составе Комарова Анатолия, Кострова Анатолия, Кузнеченкова Николая, Рогутова Владимира и Смирнова Евгения (как потом стало известно, от Калининского облвоенкомата в 1951-м году в ВМОЛАУ направлялись и другие поступающие) [3]. Никто из указанной группы не имел аэроклубовской подготовки. Помнится, старшим группы был определён Н. Кузнеченков, который получил документы на проезд всей группы до Ейска в общем вагоне. Был выбран проходящий через г. Калинин пассажирский поезд, следующий то ли из Ленинграда, то ли из Мурманска в г. Новороссийск. Необходимо было сделать пересадку на поезд до Ейска на узловой железнодорожной станции Староминская Северо-Кавказской железной дороги. Расстояние от этой станции до Ейска – немного более 70-ти километров [4]. В те годы в сутки со станции отправлялось мало поездов, поэтому пересадка по причине ожидания поезда заняла значительное время. Проезд до Ейска занял несколько часов: одноколейная железная дорога – ожидание на промежуточных станциях встречных поездов.
[3] В военном билете А.В. Кострова указано, что прохождение службы в ВС СССР – с 27.07.1951 г. Похоже, что отсчёт военной службы начался со дня отправления его из облвоенкомата (или начала курса молодого матроса).
[4] В настоящее время до Ейска в летнее время следуют прямые поезда из Москвы и Санкт-Петербурга.
На Ейском вокзале большая группа поступающих, прибывших этим поездом, была встречена офицерами и старшинами училища, построена и пешим ходом отправлена в закрытый полевой палаточный городок (называемый «карантином») на Ейской косе, отделяющей Ейский лиман от Таганрогского залива Азовского моря. По прибытии в городок всех поставили на довольствие по общевойсковой норме. Ейская коса, в сущности, представляет собой северную оконечность мыса, на которой располагается часть города Ейска. За стандартными армейскими палатками – жилой зоной городка – находилась бывшая (используемая во время Великой Отечественной войны) стоянка для гидросамолётов («Каталин», Бе-2), приспособленная под плац для проведения массовых мероприятий, в частности, занятий по строевой подготовке. Рядом с плацем были сделаны для учебных взводов полевые классы (полевые миниаудитории): на площадке размером пять на пять метров вырыты, по числу отделений во взводе (четырёх отделений во взводе), параллельные канавы длиной около пяти метров, шириной и глубиной порядка полуметра. Между соседними канавами образовывались земляные перегородки для сидения обучаемых. Выброшенная при рытье канав земля (морской песок и ракушечник) образовывала небольшую насыпь – бруствер. При входе в аудиторию стояла небольшая трибуна для руководителя занятий (преподавателя).
Плац и лиман соединялись бетонными спусками, сделанными ранее для перемещения гидросамолётов на воду. Далее, за плацем, тянулась не широкая пляжная полоса [5]. Рядом с палатками располагались установки (краны) для массового умывания новобранцев пресной водой и выполнения процедур личной гигиены. Несколько в стороне находились гальюны деревянной конструкции.
Помнится, на территории городка стояло всего одно одноэтажное здание белого цвета, используемое в качестве камбуза [6].
[5] В июле 1952 г. на этой полосе взорвалась лежавшая на берегу с военных времен морская мина. От взрыва во время купания пострадало много учеников Одесской спецшколы, прибывших в ВМОЛАУ. Много человек погибло.
[6] Использовались морские термины: камбуз – помещение для приготовления пищи; гальюн – отхожее место, туалет, вообще; кубрик – жилое помещение (для судовой команды на корабле) и т.д.
Ейская коса. По сравнению с 1951-м годом вид на Косу существенно изменился. Складывается впечатление, что бетонные спуски на левом берегу сохранились до сих пор. В верхней части картинки просматривается центральный аэродром училища. В настоящее время Коса – излюбленное место туристов. Продолжением этой косы является естественно образовавшийся в 1914 году (в результате сильного шторма, отделившего часть косы), «Остров Ейская коса» или «Остров семи ветров» (показан ниже, в последние годы с целью предупреждения гибели людей при купании на пляжах острова вывешено объявление)
На внешнем периметре палаточного городка под «грибками» круглосуточно (в три смены) дежурили дневальные, назначаемые из поступающих. Дежурство организовывалось в соответствии с Уставом внутренней службы вооружённых сил СССР (с инструктированием и практическим показом перед заступлением на дежурство) – поступающие сразу же приучались к уставной форме дежурства.
Под «грибком дневального» помещался распорядок дня поступающих. Помнится, подъём, под звук горна, объявлялся в 6.00, а отбой – в 22.00.
Прохождение Врачебно-лётной комиссии (ВЛК), проверка физической подготовки и сдача приёмных экзаменов
Через день после прибытия в училище началось прохождение врачебно-лётной комиссии (ВЛК) на предмет определения пригодности к лётной службе в реактивной авиации. ВЛК располагалась в здании училища, поэтому на освидетельствование приходилось ходить строем почти через весь город Ейск.
ВЛК признала непригодным к лётной службе из «калининской группы» В. Рогутова. А. Комаров был допущен к обучению по специальности «метеорологическое обеспечение полётов». У А. Кострова обнаружена на кресле Барани (при полуобороте в секунду и резком останове вращения кресла после 20-й секунды) высокая чувствительность вестибулярного аппарата к вращательному движению. Но было сказано, что чувствительность можно снизить регулярными физическими тренировками.
При первом посещении ВЛК курсант Костров таким увидел фасад центральной части здания ВМОЛАУ.
Фасад центральной части здания ВМОЛАУ им. Сталина
Тогда на переднем плане не было бюста К.Маркса. На его месте стоял бюст И.В. Сталина [7]. На торцевой стене левого крыла здания крупными буквами было написано: «Лётчик – это концентрированная воля, характер, умение идти на риск… – И. Сталин» [8].
[7] Всё было логично – училище «ордена Ленина» и «имени Сталина». Бюст И.В. Сталина заменили на бюст К. Маркса, судя по всему, после партийного разоблачения культа личности Сталина и исключения из наименования училища слов «имени Сталина» (Приказ МО СССР № 0305 от 30.12.1961 г.). Фотография сделана Н. Садовниковым в 1967 г., см. Интернет, когда училище уже не было «военно-морским», но имело статус высшего вуза с четырёхгодичным обучением (Приказ МО СССР № 0038 от 23.05.1959 г.).
[8] Это была выдержка из Правительственного выступления И. Сталина на приёме Героев Советского Союза В.П. Чкалова, Г.Ф. Байдукова, А.В. Белякова после их беспосадочного перелёта через Северный полюс в Северную Америку,– Правда, 14 августа 1936 года.
Параллельно с прохождением ВЛК были сданы нормы физкультурного комплекса «Готов к труду и обороне» (ГТО). Требования к выполнению этого комплекса были весьма щадящими. По-видимому, считалось, что если поступающий по медицинским показаниям пригоден к лётному обучению, то он во время прохождения курса молодого матроса в короткие сроки достигнет уровня требований ГТО. После сдачи норм ГТО Приемная комиссия объявила список поступающих, годных к летному обучению. В. Рогутов подошёл к А. Кострову и спросил; «Ну что, Толя, ты остаёшься?», на что пришлось откровенно ответить: «Володя, нельзя же бесконечно искать профессию и квалификацию». Володя уехал к родителям в г. Калинин и при содействии того же Заволжского райвоенкомата в этом же году поступил в Иркутское авиационно-техническое училище [9].
Письменные вступительные экзамены по русскому языку (диктант) и математике (письменная работа) А. Костров сдал успешно и условно стал курсантом ВМОЛАУ им. И.В. Сталина [10].
[9] В 1958 г. А. Костров поступил на 1-й курс ВВИА им. А.Ф. Можайского и случайно встретил (через 7 лет) в коридоре академии В. Рогутова. К этому времени он окончил уже 3-й курс академии по новейшей специальности «электронно-вычислительные машины». После окончания академии он был направлен в НИИ-4 РВСН.
[10] В военном билете А. Кострова значится, что курсантом-лётчиком он стал 24 октября 1951 г., перед принятием Военной присяги.
Условный курсант был подстрижен наголо, прошёл помывку в бане и одет в рабочую матросскую форму, включающую: робу темно-синего цвета из хлопчато-бумажных брюк и рубахи с пристёгивающим матросским воротником; тельняшку; черный кожаный поясной ремень с пряжкой, на которой выштампован якорь; портянки; юфтевые ботинки (называемые в насмешку РГД – «рабочие говнодавы») с сыромятными кожаными шнурками. На голову была надета бескозырка без белого чехла (хотя был разгар лета) и ленточек, что означало – «матрос-салага».
Из ярких событий этого времени припоминаются два полёта, показанные над лиманом и косой заместителем начальника ВМОЛАУ им. Сталина по лётной подготовке лётчиком 1-го класса полковником Азевичем А.И. [11]: первый – на винтомоторном истребителе Ла-11, второй (на другой день) – на реактивном истребителе МиГ-15. Заходы выполнялись со стороны Ейского лимана, машины разгонялись, по-видимому, до максимально возможной скорости и на бреющем полёте, пролетая над Ейской косой, переводились на крутые (почти вертикальные) горки с одновременным быстрым вращением относительно продольной оси самолёта (бочками) и последующим выходом на боевой разворот. Зрелище на А. Кострова, впервые близко видевшего боевые истребители (да и вообще самолёты), летящие на малой высоте с предельной скоростью и издающие громоподобный звук, оказало очень сильное впечатление. Подумалось, а хватит ли у него самого смелости и способностей овладеть такими машинами. Успокаивала мысль, что мастер Азевич несомненно не один раз проявлял волю и смелость в овладении такой техникой. Эта мысль приводила к выводу: необходимы воля и смелость. Прошёл слух, что после этих показных полётов несколько курсантов написали рапорта об отчислении из училища. Можно сказать, что продемонстрированные полёты явились для многих поступающих, находящихся на Ейской косе, проверкой психологической стойкости на пути овладения специальностью лётчика-истребителя. Кстати, мысль о возможном отчислении из училища по профнепригодности у А. Кострова иногда возникала вплоть до окончания лётной практики первого курса [12]. Но как бы там не было, предстояло пройти курс молодого матроса, принять военную присягу и превратиться из условного курсанта в штатного курсанта-лётчика ВМОЛАУ им. Сталина.
[11] Азевич Александр Иванович первым в ВМОЛАУ в 1950г. вылетел самостоятельно на МиГ-15.
[12] В первом ознакомительном полёте на ЯК-18 инструктор так «извозил» курсанта Кострова, что пришлось в полёте выбросить харчи завтрака за борт. После зимнего теоретического периода вестибулярный аппарат оказался неподготовленным к выполнению различных фигур со значительными разнонаправленными перегрузками. Успокаивало то, что подобное произошло и с другими курсантами. К концу лётной практики 1-го курса чувствительность вестибулярного аппарата оказалась вполне удовлетворительной. На последующих курсах эта проблема была практически снята.
Прохождение курса молодого матроса (КММ), принятие Военной присяги и зачисление в училище [13]
Курс молодого матроса (КММ) для всех поступивших в училище, не имевших опыта действительной военной службы, предусматривался в то время практически в вооружённых силах и в силовых структурах и спецслужбах государств всего мира. Продолжительность КММ в ВМОЛАУ в 1951 г. составляла около 2-х месяцев нахождения на сильно продуваемой морскими ветрами Ейской косе. Это достаточно продолжительный курс. Но в то время и срок действительной службы в СССР был не менее 3-х лет (в Сухопутных войсках и Военно-воздушных силах – 3 года, в Военно-морском флоте, в том числе и в Морской авиации, – 4 года) [14].
[13] В настоящее время нормативно закреплён термин «курс молодого бойца» (КМБ), обобщающий термины «курс молодого солдата», «курс молодого матроса» и др.
[14] В последние годы в зависимости от страны и рода войск в большинстве случаев продолжительность этого начального курса военной подготовки составляет около одного месяца.
КММ включал в себя строевую и общую физическую подготовку, изучение находящегося на вооружении бойца армии и флота оружия и обращение с ним (в частности выполнение ружейных приёмов), изучение воинских уставов, практическую стрельбу из стрелкового оружия (винтовки), обзорный курс техники безопасности, принятие присяги.
Общая цель прохождения КММ заключалась в обеспечении вхождения бойца в выполнение служебных задач в соответствии с принятым распорядком. При этом предусматривалось решение важнейшей задачи совмещения включения курсантов в воинские коллективы с становлением их статуса в системе воинской организации, освоения требований, предъявляемых к ним и осознания своих прав и обязанностей. Другими словами, общая задача КММ заключалась в адаптации новобранцев к условиям военной службы.
Организационно сбор условных курсантов (карантин, как тогда называли) был представлен учебными ротами, составленными из взводов, подразделяемых на учебные отделения.
Все действия молодых матросов (условных курсантов) строго контролировались офицерами (командирами взводов) и сержантами (командирами отделений). Командиры отделений назначались из наиболее подготовленных сержантов батальона обеспечения училища. Основные функции практического обучения выполняли сержанты – младшие командиры (командиры отделений). Сержанты проявляли себя как учителя и наставники, терпеливо объясняющие молодым бойцам тонкости военной службы [15]. Под их непосредственным руководством обучаемые, в том числе и А. Костров, учились строго выполнять распорядок дня, ходить строем, ухаживать за оружием и обмундированием, занимались физической подготовкой, усваивали уставные требования и правила поведения в воинском коллективе. Следует заметить, что сложным для новобранца А. Кострова было в первую очередь привыкание к строгому исполнению распорядка дня и процедур, выполняемых в соответствии с этим распорядком. Например, завтрак, обед и ужин проходили в строгом порядке: строем перемещались к столовой, по команде входили «гуськом» (по одному) в столовую, занимали места за столами и продолжали стоять до команды «садись». После окончания приёма пищи следовала команда «встать, выходи строиться», с началом движения строем подавалась обычно команда «запевай». Тяжело воспринималась вечерняя поверка. До неё нельзя было разобрать постель и хотя бы на очень короткое время прилечь во время личного времени. Конечно же, в первое время всё это вызывало внутреннее неприятие.
[15] В те годы и в помине не было понятия «дедовщина». Представляется, что это социальное зло появилось в связи с демократизацией отношений и в обществе, и в Вооружённых Силах.
В первый месяц много занятий проводилось на плацу по одиночной строевой подготовке, направленной на: достижение требуемой строевой выправки, приучение к дисциплине, выработку ясного понимания отдаваемых начальниками приказов и их строгого выполнения; формирование сплочённости в групповых действиях.
На плацу готовили А. Кострова, как и других курсантов, к торжественному принятию присяги, которая завершала КММ и фактически означала, что курсант-новобранец готов к выполнению своих воинских обязанностей в должности курсанта-лётчика.
Значительное время программой отводилось физической подготовке (гимнастической, лёгкоатлетической, плаванию). В части гимнастики занимались в основном подтягиванием, подъёмом-разгибом – на перекладине, различными (не сложными) упражнениями на параллельных брусьях, ну и, конечно же, отжиманием. Лёгкоатлетическая подготовка включала кроссы, прыжки в длину и высоту. Плавали на время в отведённых местах в лимане. А. Костров испытывал трудности в гимнастической и имел успехи в лёгкоатлетической подготовке, особенно в беге на длинные дистанции (кроссах). Но для лётчика-истребителя основной считалась гимнастическая подготовка. Следует сказать, что игровым видам занятий при прохождении КММ, помнится, уделялось очень мало внимания. Обучение обращению с оружием и выполнение практической стрельбы проводились с использованием модернизированной классической трёхлинейной винтовки Мосина [16].
[16] Первый раз А.Костров стрелял из автомата Калашникова по плану командирской подготовки в 1955 г. во время службы в 4 ГИАП; помнится, этот автомат был тогда ещё секретным.
Значительное время отводилось политико-воспитательной работе и изучению общевоинских уставов ВС СССР – Устава внутренней службы, Дисциплинарного устава, Устава гарнизонной и караульной службы, Строевого устава. Это были скучные занятия, на которых нередко преподаватель обращался со словами: «Курсанты Иванов и Петров, не спите!». Политико-воспитательная работа проводилась в основном политработниками. Занятия по уставам вёл, как правило, офицер – командир взвода, нередко привлекая сержантов – командиров отделений для практической демонстрации отдельных положений изучаемых уставов. Занятия проходили в ранее упоминаемых учебных классах (миниаудиториях). Помнится, командир взвода говорил: «Уставы вам придётся регулярно изучать до тех пор, пока вы будете служить в Вооружённых Силах, но основы их знания вы обязаны получить здесь при прохождении настоящего курса молодого матроса».
После сдачи зачетов по КММ А.Костров получил все полагающиеся по норме предметы комплекта одежды курсанта ВМОЛАУ. На его бескозырке появилась лента с надписью ВОЕНО-МОРСКИЕ СИЛЫ, теперь он уже не являлся «салагой». Как указывалось выше, в Военном билете А. Кострова указана дата назначения на должность курсанта-лётчика ВМОЛАУ – 24 октября 1951 г.
В день принятия Присяги 30 октября 1951 г. позавтракали по курсантской норме. Через непродолжительное время командиры повзводно построили молодых матросов с оружием, тщательно проверили оружие и внешний вид каждого. По команде были устранены обнаруженные недостатки и после этого строем перешли к заранее определённому для каждого взвода месту принятия присяги.
Принимал присягу старший офицер штаба училища при пистолете в кобуре. По его вызову А.Костров строевым шагом подошёл к офицеру, представился, как предписывает устав, получил текст Присяги и перед лицом своих товарищей внятно прочёл текст [17]:
«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным Воином, стойко переносить все тягости и лишения воинской службы, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству.
Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся».
[17] Текст Утверждён Президиумом Верховного Совета СССР 10 июня 1947 г. В те годы, по сравнению с нынешними временами, не принято было приезжать родителям курсантов на принятие присяги их сыновей. При советской власти этого не было в традиции, да и финансовые возможности в послевоенные годы не позволяли большей части родителей курсантов совершать приезды на эти торжества.
Прочтя текст Присяги, присягающий лично расписался на обратной стороне листа с указанным текстом. Это были очень волнительные минуты. Поступление в ВМОЛАУ им. Сталина, таким образом, состоялось де-юре.
После принятия Присяги А.Костров вместе со всеми курсантами, прошедшими КММ, из палаточного городка был переселён «на зимнюю квартиру» – в одно из казарменных крыльев здания ВМОЛАУ. Взводы КММ были преобразованы в классные отделения учебно-лётного отдела (УЛО) [18] училища, которым были присвоены соответствующие номера. Четыре классных отделения составляли эскадрилью, две эскадрильи – учебный полк. На 1-м курсе курсант Костров находился в составе 2-й эскадрильи (командир эскадрильи майор Гудим) 1-го учебного полка (командир полка полковник Виноградов). Эскадрильи состояли из звеньев, звенья – из лётных групп. Командиры эскадрилий, звеньев и групп (инструкторы) находились в постоянном контакте с курсантами, изучали их, осуществляли в полном смысле шефство над ними. Так что к моменту начала лётной практики они очень многое знали о каждом курсанте.
[18] В последующем этот отдел стал называться учебным отделом: во всяком случае, выписка из экзаменационных ведомостей к диплому А. Кострова подписана от 5 ноября 1954 г. начальником учебного отдела училища полковником Вальцефером.
Занятия по теоретическим предметам обучения на 1-м курсе в УЛО начались 1-го ноября 1951 г. По существу с этого дня началась военная служба курсанта-лётчика А. Кострова, регламентированная установленным для периода теоретической подготовки распорядком дня. Учебная неделя была шестидневной, воскресенье – выходной день. В воскресенье допускалось увольнение в город, если курсант не имел нарушений в службе и учёбе. Следует сказать, что форма одежды в увольнении предусматривала ношение морского курсантского палаша образца 1940 г. [19]. В увольнении курсант мог позволить себе, в финансовом отношении, сходить в кино, сфотографироваться, купить мороженое или что-то другое, не входящее в меню курсантского питания [20]. Употребление спиртных напитков было строго запрещено. Нарушение этой установки означало отчисление из училища и последующее откомандирование в качестве рядового во флотский экипаж для прохождения действительной службы без зачисления срока службы в должности курсанта. Срок же действительной службы во флоте в то время, как было сказано выше, составлял 4 года. Особенно жёстко действовало это правило при начальнике училища генерал-лейтенанте Андрееве А.Х. (1903–1970, похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве). После окончания лётной практики 1-го курса ВМОЛАУ (октябрь 1952 г.) курсант Костров в ноябре, располагаясь в казармах Флотского экипажа, проходил плановую учебную морскую практику в Севастополе на кораблях Черноморского флота [21], на которых встретил двух отчисленных из училища курсантов, служивших матросами. Они очень сожалели о том, что по молодости и глупости нарушили воинскую дисциплину, в разговоре даже прослезились.
[19] Введен Приказом Наркома Военно-Морского флота № 574 от 1940 г. для ношения курсантами военно-морских училищ во всех случаях при нахождении их вне территории училища. В 1952 г., после нескольких ЧП с участием курсантов приказом Министра Обороны СССР № 344 круг должностных лиц, имеющих право на его ношение, был сокращён. Теперь его носили только дежурные по роте суточного наряда, с 1958 г. использовался ассистентами при Военно-морском флаге в торжественных случаях. В 1972 году курсантский палаш был вообще отменен.
[20] Курсанту 1-го курса было положено ежемесячное денежное довольствие – 150 руб. (на 2-м курсе – 200 руб., на 3-м – 250 руб.). Для сравнения, разнорабочий в то время получал 400–450 руб. в месяц, максимальная стипендия студента 1-го курса технического вуза – около 400 руб., месячный оклад авиационного механика (механика самолёта) – 500 руб. Заметим, в те годы существовала политическая установка подписываться курсантам на облигации государственного займа. Уклонение от этой подписки считалось аморальным, непатриотичным, а если говорить точнее – совершенно недопустимым. Размер подписки составлял около 30% годичного денежного довольствия курсанта. В 1953 г., после смерти И.В. Сталина, такой подписки не стало.
[21] В Севастополь пришли из Новороссийска, с остановкой в Ялте, на теплоходе «Пётр Великий». Шли ночью, многих курсантов сильно «укачало» – проявилась морская болезнь, несмотря на 6-тимесячную лётную практику. Морская практика была ознакомительной (организована в соответствии с учебным планом циклом тактики, возглавляемым полковником Бискупом). Курсант Костров побывал на всех типах военных надводных и подводных кораблей, базировавшихся в Севастополе, в том числе и на флагмане черноморской эскадры советского военно-морского флота линкоре «Новороссийск», затонувшем, по официальной версии, от взрыва старой донной немецкой мины 29 октября 1955 г. в Северной бухте Севастополя.